— Приятного аппетита желать не буду, мне совершенно не нравится, как ваш иглонос косится на мою ногу!
Честно говоря, после слов «все фрукты» я ожидала увидеть что-то уж совсем такое экзотическое, но, подойдя к дереву, на которое указывал наш проводник, с удивлением обнаружила обыкновенные яблоки… Хорошо хоть спелые.
Наесться ими, конечно, нельзя, но выбирать-то особо не из чего. И ладно я — по крайней мере, завтракала, но Айден-то не ел три дня!
В лесу смеркается быстро. Разговаривать в потемках единорог отказался наотрез, а когда мы попытались разжечь костер, завопил:
— Я редкое, охраняемое научной фенийской мыслью животное! Дикари! Сатрапы! Хотите спалить всю долину?!
Капрал поморщился, поковырял пальцем в ухе, и в его глазах я явственно прочитала мысль: «Не проще ли будет принести заказчику единорожью шкуру?»
Как бы то ни было, спать пришлось лечь рано. Единорог грозно потребовал:
— Мальчики налево, девочки направо! И чтобы ни-ни!
Что именно «ни-ни», я вначале не поняла, а когда до меня дошло… Честное слово, я сама была готова придушить эту зарвавшуюся клячу!
Расположиться пришлось на охапке какой-то листвы. Подушкой служил мой камзол, а одеялом — мундир капрала. Я сперва отказывалась, но он меня убедил… К этому, правда, стоит добавить, что Айден как настоящий кавалер пытался придумать, чем мне еще помочь, как меня согреть (тем более что костер развести нам не дали), но раз за разом натыкался на грозный взгляд и визгливое единорожье: «Я все вижу!» — и постепенно передумал.
Спать было очень неудобно: мундир практически не грел да еще какая-то ветка постоянно колола в бок. Сама не знаю, как мне удалось заснуть. А если к этому добавить ворчливое бормотание где-то на краю полянки… Чуть слышный мужской голос пару раз упомянул имя моей матушки, но толком понять, что там говорил капрал — а кто еще это мог быть? — я не смогла.
Проснулась на рассвете. Некоторое время лежала, не шевелясь, нежась в первых солнечных лучах, а потом, откинув в сторону мундир капрала, встала.
Айден спал на такой же охапке листвы, как и я, только его ложе находилось совсем на другом краю поляны. Чуть поодаль стояла, склонив голову, мирно спящая кобыла, ну а Брысь куда-то сбежал… Ничего, думаю, еще вернется. Тем более что единорога тоже видно не было.
Я медленно подошла к спящему Айдену, опустилась рядом с ним на колени, провела ладонью по щеке, осторожно сдвигая с лица упавшие на глаза волосы…
Магьярне Калнас Матильда, что же ты творишь?..
Он ведь мне нравится. Он мне так нравится, что я забыла уже все и обо всех.
А может, хватит врать? Хотя бы себе? Не нравится он мне, а влюблена я в него. До безумия. Как кошка.
Надо быть честной с собой. Да, когда я в первые разы бросалась к нему в объятия — в Мертвом Эгесе, в избушке у Фелана, — это было от страха, не более того, но потом…
Первые тревожные звоночки прозвенели во время праздника у агуан, когда Айден пригласил меня на танец. Я ведь могла отказаться. Могла. Но не захотела. И совсем я не испугалась, что Айден решит, будто я не умею танцевать. Я действительно захотела промчаться с ним в вихре танца… И пусть я все время дергалась с этим вырезом на платье, но ведь были мгновения, когда мне было хорошо! Я забывала и о камушках, колющих ноги, и о чрезмерно глубоком декольте… Я наслаждалась танцем! А еще пыталась поймать взгляд капрала, и у меня не получалось…
Потом он подарил мне платок. И туфли. Было не настолько холодно. Вопрос в другом. Он упомянул Арлету. И меня такая злость взяла! Нет, я действительно взревновала его к этой девушке. Мне вдруг стало до слез обидно, что он может сделать этот подарок не мне, а той разносчице, агуанке.
А потом был «Осенний вальс»… И запах роз, дурманящий голову…
А потом это нападение химер. И Айден, умирающий у меня на руках. И равнодушные голоса агуан, мол, герой, мол, какая жалость, но все там будем…
И я ведь после пошла в пещеру. Пошла, не взяв с собой никого из сельчан.
И эта записка… «Спасибо светлым богам…» До сих пор помню каждое слово в этом коротком послании, а перед глазами стоят ровные четкие строчки… И сердце начинает колотиться как бешеное при одном воспоминании о том, как я бежала через лес, пытаясь его найти, как кинулась на шею во дворе…
А на губах до сих пор горит вкус его поцелуя…
Пальцы автоматически перебирали пряди седых волос спящего капрала, а его голова лежала на моих коленях…
Будь честна хотя бы с собой Матильда. Ты влюбилась…
А он? Он ведь никогда не женится на мне! Он и сам это говорил, да и…
Капрал признался, что он внебрачный сын генерала Ференци. Он не унаследует его титула даже как его воспитанник.
Военные женятся или на деньгах, или на титуле.
Как Шемьен.
Я честно рассказала, что мой дом в Эгесе несколько раз перезаложен. Конечно, отец поможет, бедствовать я не буду, но тянуть из него деньги я не собираюсь!
Остается титул. Нет, конечно, породниться с кнесом де Шасваром и почетно, и выгодно, но… Разве оно нужно, когда у самого за душой нет даже медной монеты?
Он никогда не женится на мне…
По щекам сами собой побежали слезы.
— Да как вы можете?! — Мои мысли прервал визгливый голос единорога. — Да как вы вообще можете творить такое?!
Я шарахнулась в сторону от капрала, будто меня поймали за чем-то непристойным, да и сам милез подскочил на месте, проснувшись, и ошалело замотал головой. В руке блеснул обнаженный меч:
— В чем дело?!
— В ней! — В голосе копытного звучало негодование. — Она… Она гладила вас по щеке! Это… Это возмутительно! Это непристойно! Это…
Я залилась краской.
Айден медленно опустил меч и тихо буркнул:
— Я понял две вещи. Первая — почему вымерли единороги, и вторая — почему для их ловли нужны непорочные девы.
— В смысле?
— Всех остальных он просто достанет нравоучениями.
— Да как вы смеете?! — возмутился единорог. — Я самое честное, доброе, непредвзятое… а вы!.. А вы даже кулон у меня сперли… Эх вы, а с виду такие приличные…
В первый момент я не поняла.
— Какой кулон?
— Ой не надо притворяться! — Теперь в голосе зверя звучала неземная тоска. — Можно подумать, я не вижу, что на шее у вашего спутника!
Я оглянулась. Ворот рубахи капрала расстегнулся, и был виден кулон, висевший на шее.
— Вот! — наставительно подтвердил говорящий скакун. — Именно об этом я и говорю. Пришли в мою долину, открыли мой тайник, забрали мои вещи…
— Да никто ничего не брал! — возмутился Айден. — И ни в какой тайник не лазил!
— Лазили!
— Нет!
— Лазили!
— Нет!
— Ну ладно! — угрожающим тоном протянул единорог: — Я сейчас проверю свой тайник, и если там не окажется моего кулона… То вам будет очень стыдно!
Тайник, в который мы якобы должны были залезть, оказался на этой же полянке. У самого края, на небольшом пятачке, чуть прикрытом дерном. Единорог поддел рогом верхний слой земли, под которым обнаружилась неглубокая ямка, что-то потянул губами и вытащил на свет точную копию моего кулона. Ну и заодно того, что висел сейчас на шее у Айдена.
— Жабафно…
— Что? — не поняла я.
— Жабафно, говорфю…
— Что?
Рогатый зверь нахмурился, подкинул вверх кулон и, поймав цепочку на рог, рявкнул:
— Забавно, говорю! Вы действительно его не украли.
Это все, конечно, хорошо, но, пытаясь объяснить нам, что именно он говорил до этого, единорог вскинул голову, цепочка покатилась по золоченому рогу… и мягко сползла ниже, обхватив золотой нитью шею скакуна.
На миг повисла мертвая тишина. Я-то очень хорошо знала, чем это грозит, если новый кулон — копия моего. Впрочем, единорог, наверное, не знал о том, чем ему угрожает надевание этого кулона. А если и знал, так в первый момент ничего не сказал, а потом уже было поздно.
У меня вдруг заломило виски, полянка перед глазами закружилась… Все вокруг словно подернулось дымкой тумана, начало бледнеть… А потом и вовсе растаяло в воздухе, оставив всю нашу компанию в уже знакомом лесу. Том самом, где мы были до того, как попали в обитель единорога. Всю — в прямом смысле: меня, Айдена, Брыся, мирно что-то выискивавшего в земле неподалеку, ошарашенного единорога и уведенную из замка дядюшки кобылку.